КоммерсантЪ / Вторник 28 июня 1994

До самой полуночи бродили по консерваторскому двору недовольные толпы фортепианных болельщиков, верные своим отвергнутым кумирам: будь их контингент посолиднее, дело бы кончилось перевернутыми автобусами. Корреспондент Ъ, принятый в темноте за украинского пианиста Юрия Кота, выслушал немало комплиментов в свой адрес и еще больше нелестных выражений в адрес жюри (не обошлось и без упоминаний о евреях). Костили и более удачливых конкурсантов; особенно досталось китайцу У, вся вина которого состояла в том, что он побил все мыслимые рекорды скорости, исполнив сюиту из "Петрушки" Стравинского.

А до этого откровенную демонстрацию несогласия провели слушатели виолончельного конкурса. Когда после объявления восьми избранников жюри приступило к утешительному награждению остальных, немецкий виолончелист Вольфганг Шмидт, выйдя на сцену, удостоился десятиминутной овации -- и все это время высокому жюри пришлось иметь немного бледный вид. Особым же сюрпризом для слушателей стало то, что вылетели почти все (кроме одного) российские участники. Случайно или нет, но жюри фортепианного конкурса, оглашавшее результаты сразу вслед за виолончелистами, предпочло не выдавать публично дипломы выбывшим. Хотя здесь ситуация выглядела несколько патриотичнее: из восьми пропущенных ровно половину составили россияне. Трое из финалистов представили три азиатские страны -- Японию, Южную Корею и Китай, и один -- Англию. За бортом остались все континентальные европейцы, в основном воплощавшие утонченный, интеллектуальный исполнительский стиль -- среди них оказались и Тьерри Юйе, и Маркус Гро, и, увы, обладатель номера 13 Джованни Беллуччи, за успехами которого так внимательно следил читатель Ъ. Заметим, что и в жюри только один представитель Европы -- англичанин Джон Лилл; в целом же его состав отражает антиевропейскую ментальную коалицию Россия -- Азия -- Северная Америка.

На III тур скрипачей прошли трое русских и понемножку всех остальных. Можно было бы утверждать, что финал скрипачей будет чуть менее интересен, чем финал пианистов -- если бы среди них не было Дженнифер Кох.

Конкурс не конкурс, когда на нем не происходит чуда. Правда, Дженнифер уже была известна Москве -- в 1992 году она победила на I юношеском конкурсе имени Чайковского. 18-летняя скрипачка -- дочь чикагских бизнесменов корейского происхождения. Музыке учится с трех лет, с восьми выступает; занималась у частных учителей. В финале она будет играть концерты Чайковского и Брамса, но уже ее выступление на втором туре стало долгожданной наградой упорному, как золотоискатель, конкурсному слушателю. В сонате Сезара Франка скрипачка вызвала общее восхищение не только изумительным, разнообразным звуком, но и абсолютным владением структурой, а "Размышление" Чайковского прозвучало так свежо, как будто половина участников играли вовсе не эту пьесу. Обаяние и целомудренная непосредственность исполнительницы были просто ошеломляющими в сочетании с уверенностью в технике и сценическом поведении: даже грозная тема средневековой секвенции Dies irae, на которой строится соната Эжена Изаи, встала по велению смычка бесстрашной хозяйки на задние лапки.

В игре Дженнифер Кох нет ни малейших признаков манифестальности, агрессивности, нонконформизма. Не побоимся сказать, что искусство юной скрипачки полностью вписывается в ясный, цельный, внутренне непротиворечивый образ классики, который в последнее десятилетие создается индустриальной культурой, выбравшей пепси. Но это не значит, что в красивой коробке, аккуратно перевязанной ленточкой и украшенной, например, надписью "Tchaikovsky", не может таиться подлинный изумруд -- или счастливый билет всего юбилейного конкурса.

В воскресенье начался третий тур. Большой зал консерватории снова выдержал привычное испытание, вместив вдвое больше публики, чем он на то способен, а китаец У имел такой оглушительный успех, какой хорошо если хоть раз еще выпадет ему на его пианистическом веку.