КоммерсантЪ / Вторник 22 февраля 1994

Торжественно обещанное возвращение Моцарта не состоялось. Сама попытка всерьез переписать историю, воссоздать незавершенное произведение в точности так, как это сделал бы гений, наивна. Не вдаваясь здесь в дискуссию по поводу захватывающей истории создания, завершения и изучения "Реквиема", напомню, что умирающий композитор успел сочинить примерно чуть больше половины произведения, в том числе -- начало Lacrimosa и конец Hostias. Уже с середины XIX века высказывалась неудовлетворенность результатами работы Зюсмайра, верного ученика, обладавшего эскизами и устными указаниями учителя, и все же -- далекого от его мастерства. К тому же Зюсмайр честно признавался, что разделы Sanctus и Benedictus написаны им полностью. С 50-х годов нашего столетия предпринимаются опыты воссоздать моцартовский "Реквием". Были найдены ранее неизвестные (возможно, и Зюсмайру) эскизы, опубликовано факсимиле партитуры, чуть не ставшей собственностью графа Вальзегга -- "человека в черном", заказавшего Моцарту роковое произведение.

Очередная реконструкция хороша в деталях (исправлены погрешности голосоведения, улучшена партия тромбонов), но не в главном. Заново сочиненная Lacrimosa скучна и проигрывает в сравнении с версией, знакомой каждому меломану. Это же можно сказать о досочиненном Amen (главной находке, интересной для специалистов) и прочих добавлениях и заменах: они выполнены несмело, по-ученически, звучат слишком правильно, легко отличимы от соседних разделов. В любом случае версию Маундера, как и более ранние варианты Фишера, Байра и Вольфа (наиболее строго научный и скромный из них), никак нельзя считать "подлинной редакцией 'Реквиема'", как это утверждают организаторы концерта. Будем называть вещи своими именами: есть не просто освященный веками, но прежде всего оказавший влияние на историю музыки "Реквием" Моцарта. К числу его неотъемлемых свойств принадлежат и недостатки, обусловленные посмертным завершением. Остальное -- научные опыты, интересные, зовущие к спорам, но не заменяющие оригинал.

К сожалению, еще меньше добрых слов можно сказать об исполнении. Заявленная аутентичность (воссоздание стиля исполнения XVIII века) понята Евгением Алмазовым несколько однобоко. Струнные играют плоским звуком, почти без vibrato, как если бы это была музыка Монтеверди. Ну предположим, что в эпоху Моцарта играть с чувством разрешалось только солистам-скрипачам. Но духовики в оркестре Алмазова об этом не подозревают и пользуются всем арсеналом агогических оттенков XIX века! Происходит перераспределение сил тяжести, тембр духовых становится ведущим в оркестре, и это уж никак не совпадает с аутентичным представлением об оркестре конца XVIII века. К тому же и хор (хормейстер Сергей Хадеев) и солисты фразируют вполне современно: то есть чувствительно.

Не менее пестрая картина возникла в результате сочетания исполнительских манер оркестра и пианистки Марии Гамбарян, сыгравших в начале вечера Концерт Моцарта для фортепиано с оркестром ре минор. С аутентичным звучанием оркестра может сочетаться концертный клавикорд или молоточковое фортепиано, но никак не современный рояль. Пианистка играла, обильно пользуясь педалью, но только без присущего этому произведению демонизма -- лишь с тем легким привкусом сентиментальности, который, скажем, приносила в любую музыку Татьяна Николаева, да и к тому же весьма небрежно (особенно пострадал финал). Достойно упоминания, что восторг публики был тем не менее столь велик, что финал концерта был бисирован, причем во второй раз пианистка попадала на нужные клавиши значительно чаще. Жаль, что ей не пришлось бисировать его еще один раз...