КоммерсантЪ / Среда 16 февраля 1994

Далеко не каждый артист, выступающий с камерным репертуаром, помнит, как много требуется для того, чтобы придать жанру ту осмысленную привлекательность, без которой традиция превращается в формальность. Александру Бахчиеву присуще благородное умение казаться неотделимым от жанра. Сохраняя едва заметную дистанцию от происходящего, он, как равному, отдает слушателю возможность свободного и необременительного общения с музыкой. Вкус, мера и аристократическая легкость этого опытнейшего мастера более всего проявляются в том, что его участие в ансамбле практически не заметно.

Пожалуй, немногими моментами, когда Александр Бахчиев не смог ускользнуть от внимания слушателя, стали его выходы на сцену, а также краткий конферанс перед каждым номером программы. Еще запомнилась последняя страница шумановского цикла "Любовь и жизнь женщины", которую композитор предназначил для фортепиано, и пианист сыграл ее с непривычной жесткостью и прямотой. В остальном же Бахчиев вновь подтвердил свой редкий дар присутствовать на втором плане, выводя на первый певца. В прошлом концерте его избранницей была недавняя дебютантка Наталия Загоринская. В этот раз пела Нелли Ли, исполнившая вокальные циклы Шумана, Дебюсси, Равеля, а также испанского композитора первой половины нашего века Хоакина Родриго.

Обладательница "большого" и красивого голоса, Нелли Ли обладает также и неофициальным титулом "культурной певицы". Кроме культуры, или благодаря ей, она овладела огромным репертуаром музыки ХХ века и долгое время была почти единственной певицей, справлявшейся со сложным интонационным материалом современной музыки -- от новаторов первых советских лет Мосолова и Щербачева до Эдисона Денисова и Джорджа Крамба. Несметное количество концертных премьер она украсила по-восточному ритуальной торжественностью своего загадочного облика. Теперь Нелли Ли вернулась к своим корням и преподает в Консерватории в Сеуле, кажется, на английском. В Москве же она предпочитает появляться с классическим репертуаром (одно из последних выступлений состоялось на недавних "Декабрьских вечерах").

Исполняя вокальные циклы западноевропейских композиторов, Нелли Ли была верна свойственной ей чистоте интонации, которая лишь вначале иногда изменяла ей в самом верхнем регистре. Видимо, в первом отделении певице стоило определенного труда войти в свою лучшую форму, отчего богатые краски ее голоса были порой несколько жестки. И вообще, первое отделение выглядело как некоторый эксперимент Нелли Ли над природой собственного артистизма. Темпераментный, хотя и регламентированный звуковой мир испанца Родриго, или трепетно-непосредственная шумановская Lied в равной степени не желают быть укрытыми под масками восточного театра, чего нельзя с той же категоричностью сказать о более эстетизированном стиле французов Дебюсси и Равеля, чьи циклы были исполнены во второй половине концерта. Но линия поведения самой певицы была едина на протяжении всего вечера. Она явно предпочитает некий тайный канон ей одной известной роли интимному и непосредственному общению с залом. Правду сказать, такой самобытной "ступенчатости" -- не только в смене вокальных тембров, но и в чередовании внутренних состояний -- вряд ли удалось бы достичь Элизабет Шварцкопф или Виктории де Лос Анхелес. Это и делает выступление певицы в западноевропейском репертуаре интересным интеркультурным явлением, кажущимся более выразительным, чем опыты в разных сферах жизни непохожих представительниц "восточного стиля", таких как Сайнхо Намчылак или Ирина Хакамада.