Большой театр, журнал / Понедельник 11 ноября 2019

Трансляция новой «Травиаты» из Парижской оперы оказалась под угрозой из-за забастовки театральных профсоюзов в день трансляции. Дирекция приняла соломоново решение и вроде бы угодила всем: кинопоказ прошел в записи, прямая трансляция на medici.tv — на четыре дня позже. Бесконфликтность и культивация компромиссов — пожалуй, главные черты и самой постановки.

Схема работы режиссера-новичка из драмы в опере часто предполагает подробное следование либретто и постановочной идее. У Саймона Стоуна в «Травиате» всё наоборот.

Опероманы старой закалки найдут в спектакле дорежиссерские конвенции, нарядные каблуки и платья у женщин, да и мужчины не все время в пиджаках. Декорации? До утрированности документальные — вот памятник Жанне д’Арк, весь из золота. Отношения между героями? Комфортнее некуда — Виолетта, очень хорошая, страдает и жертвует собой, Жермон-младший, вполне хороший, страдает и хочет как лучше, Жермон-старший, неплохой, но он на то и старший, чтобы не быть современным.

Адепты режиссерского театра — тоже изрядно закосневшие в своих требованиях к спектаклю — получат и финансовые отчеты о долгах Виолетты, и современную болезнь рак вместо устаревшей чахотки.

Любителям актуальной повестки и вечных ценностей достаются саудовский шейх, чернокожая Виолетта, конфликт личности и общества, отцов и детей, а также все искупающая любовь.

А как быть с тем, что «певец должен быть в центре»? Солисты и хор развернуты лицом к залу. И если приходится петь и в то же время что-то делать, это «что-то» сводится к задаче «небыстро ходить».

Стоун справился даже с тем, чтобы аранжировать индивидуальную харизму певца, превратив ее в часть несущей конструкции спектакля. Баритон Жан-Франсуа Лапуант поет несколько форсированным звуком в нарочито несовременной манере и склонен к актёрской утрированности. Не беда: Стоун наряжает его à la пятидесятые и позволяет петь, выставив одну ногу вперед и раскинув руки. Все правильно: он — человек другого поколения, его моральные установки — «из тогда».

Тем, кто пришёл «на Стоуна», тоже есть чем поживиться: тотальный дизайн декораций, дом-мир, всасывающий в себя пространство; здесь переписка точь-в-точь как у вас с подругой, там курящая на углу монашка. Не хватает главного звена — нового текста старой пьесы. Но хотя кажется, что герои болтают в той же манере, что и переписываются, Стоун всё же не меняет ни слова в тексте Пьяве — либреттофилам тоже нечего бояться.

Не любите людей? На сцене появляется корова.

Неужели перед нами идеальный спектакль? Как раз наоборот, что-то в духе остроумных видеороликов на сайте самой Оперы, где сюжет изложен в нескольких словах, а персонажи заменены цветными шариками. Старательно обходя все острые углы, Стоун сделал почти невозможное: умудрился не добавить ничего от себя даже к собственному режиссерскому методу.

Не вполне удачной вышла и музыкальная часть: Притти Йенде (Виолетта Валери) неуверенно, без блеска проводит первый акт, напрягается во втором и чересчур увлекается умиранием в третьем; Бенжамен Бернхайм (Альфред Жермон) справляется с партией, но не более того — а иногда чуть менее. Только Микеле Мариотти за пультом знает, что именно хочет сказать и зачем. По-барочному сухо звучащий оркестр — вымуштрованный художественным руководителем Филиппом Жорданом — убедительно показывает композиторские, а не только театрально-аккомпаниаторские таланты Верди.

Что ж, сенсации не получилось. А спектакль, который приятно и полезно иметь в репертуаре театра — вполне.