Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/07/29/242035

Ведомости / Четверг 29 июля 2010

Хореограф-фантом, которого уже не чаяли увидеть в России, неожиданно интенсивно материализуется. После триумфа балета Na Floresta в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко его постановку включила в свой репертуар Светлана Захарова; знаменитое Remanso провезли по всей России «Короли танца»; эксклюзивный спектакль заказал Чеховский театральный фестиваль, а Большой театр предоставил сцену для гастролей Национального театра танца Испании. И слухи о российском присутствии Дуато продолжают расти: вскоре он выпускает еще один балет в Станиславском, другой покажут в феврале в программе Reflections — женском аналоге «Королей танца»; объявил о сотрудничестве Большой, и ходят слухи о премьере в Мариинском.

Однако, как оказалось, всех обскакал петербургский Михайловский театр — вчера его директор Владимир Кехман объявил Начо Дуато художественным руководителем балетной труппы с 1 января 2011 г. Он успешно воспользовался неудовлетворенностью, которую хореограф испытывал в последнее время от работы в Испании, и это назначение не приостановил даже далекий от завершения контракт Михайловского с Михаилом Мессерером, который только что провел успешные гастроли труппы в Лондоне. «Стратегия развития балета Михайловского театра связана с современной хореографией», — заявил на пресс-конференции директор, только что спонсировавший восстановление советской «Лауренсии», а несколько месяцев назад одобривший реинкарнацию «Лебединого озера» Александра Горского — Асафа Мессерера.

Вероятно, Кехман пал жертвой того же гипноза, который вот уже несколько дней заставляет публику заполнять зал Большого театра. Там Национальный театр танца из Мадрида показывает «Многогранность. Формы тишины и пустоты». Спектакль конца 1990-х, периода абсолютного господства Дуато в европейском балете, создан будто для того, чтобы влюбиться: в Баха, на музыку которого поставлен, в художника вообще (который здесь выглядит мужчиной в пудреном парике), извлекающего божественную красоту из ног, рук, спины танцовщицы-виолончели, и в хореографа, нашедшего пластический эквивалент музыки.

Это тот самый бессюжетный короткометражный спектакль, многократно проклятый отечественным балетом, — совершенно выстроенный, идеально сбалансированный и представляющий балет искусством не историй про любовь, а философских обобщений. Художник ведет диалог с искусством и смертью — то изгибая в красивейших переплетениях тело танцовщицы в черной униформе, то сам подчиняясь торжественному строю танца женщины в кринолине и полумаске. Но на красивых дуэтах в наши дни набили руку многие постановщики. А Дуато оказывается неистощимо изобретателен, закручивая трио, квартеты и многофигурные композиции на два десятка человек.

Проявит ли Начо Дуато подобное мастерство в управлении труппой? Михайловский рискует. Но он оказывается первым отечественным театром, который делает ставку не на исполнителей-звезд, а на развитие балета. И утверждает, что это развитие связано с современной хореографией.