Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/04/08/230798

Ведомости / Четверг 08 апреля 2010

Франсис Пуленк написал либретто по роману Жоржа Бернаноса, для которого, как для Мориака и других писателей межвоенного времени, католицизм был спасением в мире, ставшем безумным. Кент Нагано некогда дирижировал «Диалогами» в Лионе и выпустил запись по духу скорее аналитическую, чем сентиментальную. Эта эстетика близка и Дмитрию Чернякову, впервые ставившему Пуленка.

Мюнхену Черняков как родной, его «Хованщину» 2007 г. вспоминают до сих пор: одни — как яркий дебют, другие — как якобы заслуженно «обуканную» на премьере. «Букали», пусть и немного, и на «Диалогах кармелиток». Может быть, потому, что сами кармелитки на сцене не появились. Действие перенесено в неопределенное время, главными стали не подробности жизни во времена Французской революции, столь важной для Пуленка, но некая нравственная проблема.

Перед премьерой Черняков, единственный наш оперный режиссер, кто ставит на первых сценах мира, рассказывал в интервью, что когда-то его поразила история в Америке начала 70-х. Тогда полиция почти два месяца осаждала в техасском городке Вако общину «давидианцев», веривших в близкий конец света и в итоге совершивших коллективное самоубийство.

Публика вряд ли догадается об этой ассоциации. Публике вообще не обязательно знать кухню творчества: она имеет дело с продуктом. Тем более что для аполитичного в целом и асоциального театра Чернякова это верное решение — предаться действию на сцене без оглядки на общее культурное прошлое. Все равно оно оказывается необщим.

Спектакль начинается без декораций. Занавес сперва открывается на минуту, чтобы показать бурлящую толпу в мегаполисе, где никому ни до кого нет дела. Лишь один тревожный взгляд устремлен в зал — взгляд Бланш де ля Фор (блестящая роль Сьюзан Гриттон), готовящейся в следующей сцене объявить отцу (Ален Вернес) об уходе в монастырь. Небольшая, клаустрофобских размеров комната выезжает из глубины сцены, погруженной во тьму. В ней с трудом умещаются 16 монахинь, но здесь происходит почти все действие. В ней монахини прячутся от внешнего мира, здесь правит мудрая мадам Лидуан (Соиле Исокоски), которую сменяет строгая мать Мария (Сусанне Ресмарк), сюда в отчаянной попытке вернуть Бланш в мир приходит ее брат (Бернард Рихтер), а полицейские приносят весть о закрытии общины (отличный ансамбль певцов соревнуется в прозрачности исполнения с оркестром: побеждают оба). Монахини готовы к самоубийству, но Бланш вопреки либретто в последнюю минуту вытаскивает их из дома, наполненного газом, а сама гибнет от взрыва.

При всей психологической выверенности мизансцен в спектакле, где невозможно пропустить ни один жест, финал ставит в тупик логикой развития героини. Не спасает и избыток дополнительного времени на обдумывание происходящего: при перемене картин зал погружается во тьму, а оркестр надолго замолкает. За вечер пауз набегает немало.

Кажется, что Пуленк без кармелиток — это как экранизация «Трех мушкетеров» с четырьмя танкистами в главных ролях, не считая собаки. Но «сцена на сцене», домик как убежище от внешних невзгод — любимый образ Чернякова еще со времен его замечательной «Легенды о граде Китеже» в Мариинском театре. Гегемония этой метафоры так убедительна, что вроде бы оправдывает безвозвратную мутацию кармелиток в опере, где изначально так важны католические мотивы. Кафкианство как образ мысли постановщика и жизни его героев впечатляет, психологическая изощренность рисунка завораживает.

Не так давно в Германии у Чернякова вышел DVD-диск в технологии blue ray с записью «Игрока» Прокофьева под управлением Даниэля Баренбойма. «Диалоги кармелиток» лучше записать на видео, дав зрителю возможность самому вырезать мучительные паузы между картинами и подолгу рассматривать отдельные мизансцены. Это облегчит путь к пониманию режиссерского замысла.