Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2000/02/24/14661

Ведомости / Четверг 24 февраля 2000

В нынешние выходные стартует фестиваль «Золотая маска», традиционно предшествующий церемонии вручения национальной профессиональной премии в области театра.

Одна из заметных тенденций последних лет: музыкальная часть афиши (опера, балет, современный танец) привлекает к себе едва ли не более пристальное внимание публики, чем драматическая.

Правда, не всегда есть возможность привезти балетный спектакль, номинированный на премию, в Москву. Так случилось в этом году со «Спящей красавицей» из Мариинки — наиболее любознательным зрителям пришлось отправиться вместе с жюри «Маски» в Петербург. Это обидно: в нынешнем году балетная часть фестиваля совсем не богата. Отсутствуют даже Борис Эйфман и Евгений Панфилов, в течение пяти лет бесперебойно поставлявшие на фестиваль произведения, вызывавшие обширное разлитие желчи у столичных критиков.Cкандала в благородном семействе на сей раз не предвидится: на главный приз претендуют академические монстры — Большой и Мариинский. Между ними затесался спектакль Красноярского театра оперы и балета «Кармина Бурана, или Колесо Фортуны» — мистерия для солистов, хора, оркестра и балета, созданная учеником Леонида Якобсона петербуржцем Александром Полубенцевым и лишь с большой натяжкой вписывающаяся в номинацию классического балета.

Большой театр, активно ищущий в последние годы новый имидж, в минувшем сезоне с сенсационным успехом открыл для себя Баланчина («Блудный сын», поставленный в 1990 г. и мгновенно выпавший из репертуара, и премьера 1997 г., «Моцартиана», в которой занято семь артистов труппы, — не в счет). Два изощренно сложных балета — постимперская роскошная «Симфония до мажор» и чернобелый конструктивистский «Агон» — были освоены кавалерийским наскоком — в течение месяца. Артисты лучились счастьем и благородным порывом проникнуться стилем прихотливых баланчинских изысков. Но премьерный лоск московского Баланчина за год несколько полинял: спектакль появился в афише сезона лишь пять раз, и даже в мартовской программе «Маски» он повторен не будет.

Мариинская «Спящая красавица» за то же время очнулась ото сна, казавшегося летаргическим. Красивая мечта об аутентичности, пробившаяся в наш балет благодаря танцовщику и хореографу Сергею Вихареву, поначалу не встретила единодушного восторга. Труппа Мариинского театра с явным неудовольствием переучивала огромный четырехчасовой спектакль, осваивала усложненные хореографические детали, отказываясь от эффектных трюков, смиряла себя неудобными музыкальными темпами и тяжелыми пышными костюмами. Теоретики тоже не верили в идею возвращения балета на 100 лет назад. Сомнения вызывали и подлинность хранящихся в Гарвардской библиотеке записей, датированных началом нынешнего века (после революции их вывез на Запад режиссер Николай Сергеев, работавший с Петипа), и возможность воспроизведения старых технологий — от профессионально-балетных до постановки света, кроя костюмов, изготовления сценических украшений.

Но на премьере реконструированная «Спящая красавица» изумила не только зрителей, но и своих принцев Дезире.

Мариус Петипа — создатель высокодуховного балета, очищенного от бессмысленной роскоши и неподвластного вкусам придворного театра, — оказался трубадуром императорского театра, потрясающего своей барочной избыточностью.

Скромный узор крестьянского вальса «Спящей красавицы» выводят 72 участника, превращая четыре элементарных движения из программы 3-го класса в апофеоз классического танца.

В Петербурге перед жюри фестиваля предстал спектакль, за год избавившийся и от мании величия, и от комплекса неполноценности. Кордебалет и корифеи с привычной петербургской сосредоточенностью четко «проговаривают» текст Петипа. Солисты демонстрируют разную степень любви к нему. Игорь Колб, впервые в фестивальном спектакле вышедший в партии принца Дезире, осваивает шляпу и трость и демонстрирует потрясающей красоты стопы. Светлана Захарова, на премьере бойко задиравшая ноги за уши и раздиравшаяся в прыжках-шпагатах, стала похожа на барышню из хорошей семьи.

Алексей Ратманский после «Каприччио», «Прелестей маньеризма» и «Снов о Японии», поставленных для артистов Большого театра, превратился в самую желанную фигуру российского балета. Вечер его одноактных спектаклей для Мариинского театра — интеллектуально-шутливые игры «Поцелуй феи», «Средний дуэт» и «Поэма экстаза» — вскоре после премьеры был показан в Москве. Но в многочасовом концерте на сцене Кремлевского дворца европейски изощренный танец без сюжетных излишеств утонул среди «Корсара», «Лебединого озера» и «Кармен». «Золотая маска» дает возможность оценить «концентрированного Ратманского». И провоцирует расставить по ранжиру, кто лучше: Петипа, Баланчин или Ратманский.