Театральная критикаЧайка по имени Джон НоймайерБалетный Чехов в МариинкеВедомости / Вторник 15 июля 2003 Еще 20 лет назад Майя Плисецкая, сочинившая и лично станцевавшая «Чайку» и «Даму с собачкой», доказала, что Чехов на балетный язык непереводим: на пуантах загадочная русская душа воспроизводится либо как китч, либо не воспроизводится вообще. Джону Ноймайеру, поставившему свою «Чайку» в Гамбургском балете и показавшему ее на сцене Мариинского театра, элементы этнографического стиля не понадобились. В его спектакле нет ни вишневых садов, ни звуков лопнувшей струны. В соответствии с немецкой театральной традицией, которая всегда узнаваема в почерке этого хореографа, к чеховской пьесе он относится не как интерпретатор, а как соавтор. В его «Чайке» живописные картины быта и несколько любовных историй подчинены противостоянию искусства нового и архаического. Увлеченный коллекционер открыток и альбомов эпохи русского Императорского балета, действие своей «Чайки» Ноймайер переместил в балетный мирок столетней давности. Аркадина трансформировалась в прима-балерину эпохи Кшесинской, Тригорин вызывает ассоциации с братьями Легатами балетмейстерами классической школы, превратившими достижения Петипа и Иванова в застывшие догмы. Треплев и Нина здесь создатели того русского балетного авангардизма, которые оказались сметены революционным ураганом. В отличие от своей ранней, уже хрестоматийной «Дамы с камелиями» (которой, кстати, завершаются нынешние гастроли Гамбургского балета в Петербурге) , здесь хореограф, которому принадлежит и оформление спектакля, свел к минимуму историческое жизнеподобие роскошных интерьеров и костюмов. Основа сценографии деревянная лестница из кулис на сцену и подиум в центре, на котором в первом действии Костя Треплев показывает свой спектакль «Душа чайки», во втором Нина танцует в московском ревю, а Тригорин в Императорском театре показывает «Смерть чайки». Гораздо важнее скамеек, кресел, столов и прочей усадебной утвари в этом спектакле свет. Именно он, то почти нейтрально белый, то голубоватый, то синий, на котором эффектно прочерчиваются силуэты одинокого дерева и Треплева, создает атмосферу ноймайеровской «Чайки». Последний виртуоз по части создания полнометражных сюжетных балетов, Ноймайер в этом спектакле испытывает единственную сложность гипертрофированный пиетет перед Чеховым. Он оставил на месте всех героев. Доктор Дорн, школьный учитель Медведенко, управляющий поместьем Шамраев не поменяли занятий. Актерские работы Себастьяна Тиля, Питера Дайнгла и Ярослава Иваненко стали бонусом для поклонников Гамбургского балета. Ноймайер чуть ли не единственный сегодня хореограф, который умеет переложить на ограниченный язык классических pas и неудовлетворенность Кости (Иван Урбан) и Нины (Хезер Юргенсон) , и утомленность Аркадиной (Анна Поликарпова) и Тригорина (Отто Бубеничек) , и метания Маши (Жоэль Булонь) , и тоску Сорина (Ллойд Риггинс). Но это многолюдье (у Ноймайера танцуют все, включая Якова и Диму, работников в поместье Сорина) единственное нарушение вызывающе скупого стиля «Чайки». Спектакль, который Ноймайер поставил в год своего 60-летия (премьера состоялась прошлым летом) , оказался знаковым: он объединил любовь постановщика к созданию драматических образов и талант в построении абстрактных композиций (когда хореограф стилизует авангардные поиски Треплева и анахронизмы Тригорина). Это именно тот тип спектакля, о котором грезят современные русские балетные театры. Именно поэтому Джон Ноймайер самая желанная фигура в постсоветском пространстве, за сотрудничество с которой бьются Большой и Мариинский театры. |