Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2004/06/08/76843

Ведомости / Вторник 08 июня 2004

Большой театр возобновил практику приглашения в свои спектакли мировых балетных звезд. Вслед за аргентинским мачо Хулио Бокка настала очередь титульной пары Королевского балета Великобритании Алины Кожокару и Йохана Кобборга. В Москве им достались хрестоматийные «Жизель» и «Сильфида». Но теперь даже в Большом из классики выбивают музейную пыль.И Кобборга, и Кожокару в Москве ждали с нетерпением. Его — потому что видели неоднократно (в последний раз — прошлым летом в спектаклях Королевского балета). Ее — потому что не видели с тех пор, когда она 16-летней школьницей выиграла «серебро» на московском балетном конкурсе и приз зрительских симпатий в придачу — за ненаигранную естественность и трогательность.

Выбранные для гастролей спектакли — самые старые в мировом балетном репертуаре. Они настолько истерты гениями ушедших веков, что осыпаются почти от любого прикосновения. Впрочем, 32-летнего датчанина Кобборга давно считают последним носителем аутентичного стиля его соотечественника Августа Бурнонвиля, а «Сильфида» — визитная карточка танцовщика. Лондонский дебют выученной в Киеве румынки Кожокару состоялся именно в «Жизели» и был признан феноменальным — роль не вписывалась в набор штампов, в который превратились зигзаги великих интерпретаций.

Оба московских спектакля лондонской пары закончились традиционными овациями. Но в них было больше вежливой благодарности за то, что в Большом можно увидеть живых и даже не собирающихся на пенсию мировых звезд, чем настоящего восторга. А кордебалетная свита, казалось, пожимала плечами, когда на сцену выносили корзины цветов: Кобборг и Кожокару танцевали, не превращая спектакли в ярмарку тщеславия, не педалируя собственные технические возможности и не прогибаясь под грузом традиций. Так, будто Бурнонвиль, Перро, Коралли и Петипа ставили свои балеты специально для них.

Феномен этой пары в том, что максимального художественного эффекта они достигают, только находясь рядом: интеллект Кобборга уравновешивается абсолютной безыскусностью Кожокару. К ролям Кобборга, отделанным с ювелирной точностью, кажется, приложил руку профессиональный психолог. Поэтому танцовщика разглядываешь в бинокль даже тогда, когда обычно можно изучать муз на плафоне Большого театра. Кожокару — воплощение той натуральной естественности, которая покоряет мир в образах Хлое Савиньи и Скарлетт Йоханссон. Ей прощаешь даже бесчисленные упрощения хореографического текста. Потому что, когда Кожокару меняет прыжковую комбинацию в знаменитом entre Жизели на кладбище, воздушная стихия закручивает не балерину над планшетом сцены, а дух Жизели над оледенелым кладбищем.