Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2007/12/04/137301

Ведомости / Вторник 04 декабря 2007

Анна Галайда, Олег Зинцов

Компания Йо Стромгрена выступала в России уже дважды. Сначала был спектакль «Там», в котором мужские танцы перемежались с вслушиванием в песни советской эпохи, а год назад — «Госпиталь», где три отрезанные от мира женщины с надеждой вслушивались в вой самолетных моторов и неутомимо мутузили друг друга.

В «Монастыре» Стромгрен запер тех же актрис, которые год назад изображали медсестер. Они по-прежнему замучены одиночеством, задушены мелкими комплексами и готовы в одно мгновенье из наивных женщин превратиться в разъяренных мегер. Только крахмальные колпаки и мини-юбки «Госпиталя» сменились черными рясами и белыми пелеринами.

Совместная трапеза, посиделки у работающего радио, драка или укладывание в кровать — спектакль строится на этой убийственной силе заведенного хода вещей, но ее умеет имитировать не один Стромгрен. Зато мало кто, как он, может найти в этой жизни красоту и надежду. Спектакль выстроен на очень тонких перепадах психологических состояний. Хореограф даже не заставляет танцевать, а просто позволяет актрисе встряхнуть распущенными волосами под струями воды. Но озвучив это моцартовским «Реквиемом», добивается не мелодраматического эффекта, а возвращает нам ту же иллюзию надежды, которую в «Госпитале» создавал мерный гул самолетного двигателя.

Куда жестче с надеждами разбирается француз Жоэль Помра. Фестиваль NET уже показал в Москве его «Торговцев» — одно из открытий прошлогоднего Авиньона. Второй фестивальный спектакль Помра оставляет здесь — «Этот ребенок» адаптирован для русских актеров и вошел в репертуар театра «Практика». Неброская копродукция «Практики» и Французского культурного центра в Москве — пример того, что настоящий социальный театр все-таки штучная вещь: смысл ему придает только авторский взгляд.

«Этот ребенок» сделан вроде бы по стандартам документального театра: его драматургическая основа — серия интервью с женщинами из малообеспеченных семей. Помра работал в Нормандии по заказу Фонда семейных пособий, пригласившего режиссера поставить спектакль о проблемах региона.

Проблемы не то чтобы новы. Дети и родители не могут и не хотят понимать друг друга: вот одна иллюстрация, вторая, третья. Актеры выходят на пустую сцену и разыгрывают эпизоды на заявленную тему. Диалоги лаконичны, ситуации и даже эмоции намеренно приближены к штампу: все как у всех — допустим, у ваших соседей. Нестандартных моментов лишь два.

Морг: женщина, приглашенная на опознание, приходит с подругой, чтобы не было так страшно. Заглянув под простыню, она впадает в истерику. От счастья: нет, там не ее сын. Подруги.

Лестничная клетка: благообразная бездетная пара с умилением разглядывает младенца на руках у безработной соседки. Та почти издевается: любите детей? Не получается родить или усыновить? И вдруг: а вот возьмите моего, у вас он будет счастливее.

На этих вспышках и понимаешь, зачем Помра рисует нарочито стертую картину обыденности. Похоже, его метод — сканирование пустот, скрытых за понятиями-фетишами, в которых автоматически подразумевается общественный и личный жизненный смысл. В «Торговцах» объектом такого безжалостного анализа была работа, в «Этом ребенке» — семья и дети. Тревожный, неуютный театр: как будто привычно сидя в домашнем кресле внезапно чувствуешь резкий сквозняк.