Адрес статьи: http://friday.vedomosti.ru/article.shtml?2008/10/17/13811

Ведомости-Пятница / Пятница 17 октября 2008

Владимир Юровский дирижирует Стравинского. Монографическая программа в зале Чайковского: Симфония в трех движениях, Фортепианный концерт, а на закуску — «Весна священная». Пять труб, восемь валторн, два литавриста — у каждого по многу котлов, батарея ударных. Это надо видеть. Зрелище предстоит невероятное.

Любите зрелища — идите в театры, скажут мне. Пойду, но и там устроюсь так, чтобы поменьше видеть сцену, а оркестровую яму и дирижера — побольше. В оперном театре все самые интересные события происходят в оркестре. Истинных певцов-артистов у нас, пожалуй, и не встретишь, а уж режиссеры сделали все, чтобы мы от сцены отвернулись. Лидирует Большой театр. Последняя стоящая оперная премьера там состоялась два года назад. Это был «Евгений Онегин» Чайковского, которого поставил и оформил Дмитрий Черняков. С тех пор — одни слезы. В Большом театре сделали спектакли Александр Сокуров, Валерий Фокин, Дэвид Паунтни и Эймунтас Някрошюс. Каждый был полон прекрасных намерений. На каждого мы возлагали надежды. В прочих оперных театрах реже ставят режиссеры-звезды, но и там ситуация ровно та же. Главный герой постановки «Лоэнгрина» в Новой опере — дирижер Ян Латам-Кениг. «Пеллеаса и Мелизанды» в Станиславского и Немировича-Данченко — дирижер Марк Минковски. Когда Новосибирский оперный, наш флагман новизны, привозил «Свадьбу Фигаро» Моцарта, вся суть свелась к оркестру, которым дирижировал Теодор Курентзис. На сцену лучше было не смотреть.

Возможно, режиссеры не просто терпят неудачи, к которым следует отнестись стоически, надеясь на то, что очередной невод принесет золотую рыбку. Возможно, сама позиция режиссера-автора, истолковывающего классическую оперу, пережила свои славные времена.

Посмотрев недавно две продукции Мариинского театра, я наткнулся на примеры обратного свойства. Опера Александра Смелкова «Братья Карамазовы» — эдакая типовая опера ХХ века — по музыке ничем не запомнилась. Но поставлена, оформлена и исполнительски упакована она блестяще. Опера Родиона Щедрина «Очарованный странник» — высококультурный опус — тоже превратилась в отменное зрелище, где сюжет, пространство и акустика значат больше композитора. С текстами, которые (еще) не стали классикой, постановщикам проще: на их фоне они становятся главными авторами спектакля.

Либо музыка, либо сцена. В лучшем случае, то и другое по отдель­ности. На Западе процесс начался много раньше и принес свои плоды. В странах, где оперный театр является одним из мест общественной дискуссии (особенно в Германии), именно разрыв между сценой и музыкой провоцирует в зрителе работу ума. Собравшись в опере, люди размышляют о ценностях современного мира, а композитор-классик и режиссер-актуализатор с двух сторон кидают им подсказки.

В России гражданское общество, готовое к подобной дискуссии, имелось в 90-е годы. Тогда Большой еще пребывал в застойной спячке, а по части спорности лидировал маленький театр «Геликон-опера». Обсуждать его премьеры, по музыкальной части иногда ужасающие, было интереснее, чем национального масштаба свершения Валерия Гергиева.

«Геликон», очевидно, выполнил свою историческую миссию, и сегодня про него уже никто не говорит. Другие же театры проснулись и стали восполнять то, что они упустили в 90-е годы. Но зрителю это было нужно именно в 90-е, а сегодня к общественной дискуссии интереса у него уже нет.

В области современного искусства ситуация та же. «Винзавод» нужно было открыть в 90-е. Одной из попыток создать иллюзию, что живая дискуссия тех лет продолжается, стал фестиваль «Территория» — запоздалое создание богатых 2000-х. На премьере оперы Алексея Сюмака «Станция» все было, как в 90-е: и неуютное железо андеграунда, и молодые лица студентов, и синтез искусств. Но современная жизнь, в которой музыка, театр и зритель бредут разными путями, была в Большом театре на премьере «Китежа» в постановке Някрошюса, где к концу представления на сцене осталось больше народа, чем в зрительном зале.

А «Весна священная» в зале Чайковского — вот где пиршество для глаз.

Современные русские композиторы: Родион Щедрин, Александр Смелков