Театральная критикаНа побывке в МосквеДмитрий Хворостовский в Московской консерваторииВедомости / Вторник 11 января 2000 В Большом зале Московской консерватории состоялся концерт, посвященный 10-летию сотрудничества прославленного баритона Дмитрия Хворостовского и его бессменного аккомпаниатора Михаила Аркадьева. Такие юбилеи еще никогда не отмечались на публике, да и по законам московской концертной жизни январь время отдыха в филармонических залах. Все это вызвало огромный интерес к концерту, который прошел с аншлагом. Дуэт Хворостовского Аркадьева не выступал в Большом зале консерватории почти два года. После долгой паузы многочисленных поклонников седовласого баритона решили порадовать необычной программой. Концертмейстер-пианист встал на этот раз за дирижерский пульт симфонического оркестра Московской филармонии. Хворостовский привез свой свежий багаж вокальный цикл «Песни об умерших детях» Густава Малера и арии из моцартовского «Дон Жуана». В минувшем году Хворостовский стал первым русским певцом, которому была доверена главная партия в лучшей опере Моцарта. Причем не где-нибудь, а на родине композитора в Зальцбурге. На московской сцене звездный статус концерта должен был поддержать велеречиво-официозный Святослав Бэлза. В зале Ирина Архипова, из рук которой Хворостовский получал свои первые конкурсные награды. Но сколько ни пытался Бэлза дежурными цитатами и обилием дат растянуть действо, это ему не удалось. Многие зрители остались недовольны тем, что Хворостовский пел слишком мало. Да и качество вокала было слишком далеко от того, что должно определяться его мировой славой. «Песни об умерших детях» оказались слишком низкими для голоса певца, и все пять номеров цикла охватывало чувство неловкости за звезду, что не умеет подбирать себе репертуар. Малеровская скорбь подменялась русским кликушеством, эмоциональная сдержанность истеричными всплесками. Но для обожания публики нет преград. Голос певца застревал гдето в первых рядах партера, а дальше его и слышно не было. От роскошного тембра остался серый, невыразительный «наждак». Две крохотные канцонетты из «Дон Жуана» (Моцарт написал для своего протагониста роскошные дуэты и ансамбли, обеднив его сольный репертуар) были исполнены в духе русской вокальной школы, весьма далекой от моцартовского музицирования. Все это не интересовало публику, собравшуюся поглазеть на кумира. Добившийся в 38 лет всего, чем другим только мечтать приходится, Хворостовский фигура во многом знаковая для нынешнего состояния оперного рынка. В дикой чехарде театров и фестивалей, сотен постановок и записей удачное попадание в ситуацию, умелый импресарио играют гораздо большую роль, чем талант или умение трудиться над своим голосом. Слава спешит впереди артиста, его «раскрутку» не только за рубежом, но у нас уже пора преподавать будущим акулам PR-фронта. Ведь главное сам факт выступления в роли Дона Жуана в Зальцбурге. То, что его исполнение подлило масла огонь фестивальной критики, посчитавшей, что в «караяновскую эпоху» такого певца не пустили бы на порог театра, за стенами Зальцбурга никому не интересно. Появившийся на западном рынке на волне интереса к России, Хворостовский и сейчас эксплуатирует имидж «русского до мозга костей». На обложке «свиридовского» диска он позирует на фоне русской избы. Его седая шевелюра в том же Зальцбурге была неотъемлемой частью фестивального пейзажа он взирал на туристов витрин парфюмерных магазинов и со стекол троллейбусов. В Москве концертам Хворостовского реклама не нужна. Но хочется, чтобы его редкие появления в Москве были больше похожи на творческие, а не на туристические поездки. Ведь в финале концерта он наконец мягко и без натуги исполнил шлягерный романс Чайковского «Средь шумного бала». |