Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2002/12/10/55727

Ведомости / Вторник 10 декабря 2002

Как и четверть века назад, гастроли Мориса Бежара и его труппы прошли в Кремлевском дворце. Как и в 1978-м, были показаны «Болеро» и «Жар-птица». Несмотря на многолетнюю выдержку, революционная энергия этих спектаклей по-прежнему вдавливала в кресла. Нынешний приезд Бежара в Россию, несомненно, станет такой же балетной легендой, как и его первый визит. Жаль только, что свидетелей этих гастролей оказалось чуть ли не в два раза меньше, чем было возможно, — бесконечные просторы Кремлевского дворца были заполнены наполовину.

Международное концертное агентство, организовавшее нынешний приезд Bejart Ballet Lausanne, свой вклад в успех гастролей ограничило зазывным рекламным названием программы — Best of Bejart и рекрутированной командой широкоплечих молодых людей, выстроенных во время спектакля перед сценой. Складывалось впечатление, что Бежара привезли в Москву только для того, чтобы тщательно охранять от контактов с внешним миром. Утрамбовать в трехчасовой вечер Best of Bejart — это утопия: он всегда был одним из самых мобильных хореографов и порой создавал спектакли не за несколько недель, а за несколько дней. С 1953 г., которым датируется в биографии его первая профессиональная постановка, балетов накопилось несколько сотен. Судя по всему, Бежар и не собирался показывать «лучшее» (что значит best без «Весны священной», «Симфонии для одного человека», «Триумфов Петрарки» или «Адажиетто»?). У нас его и без того боготворят, как никакого другого западного хореографа. Трудно даже поверить, что в Москве он был всего дважды — в 1978 и 1998 гг. (в 1987 г. гастроли ограничились Ленинградом): каждый раз Бежар изменял наши представления о балете. На этот раз Бежар привез программу, на первый взгляд лишенную всякого единства: очень старые спектакли были разбавлены премьерой прошлого сезона — «Брелем и Барбарой» на музыку знаменитых французских шансонье (во Франции этот балет, значительно отличающийся от показанного в Москве, шел под названием Lumiere). Сам Бежар в начале первого отделения, посвященного Стравинскому, вышел с микрофоном перед труппой, в немыслимых репетиционных нарядах разогревавшейся прямо на сцене, чтобы рассказать, как когда-то нес на своих руках по неподъемной лестнице, «как мадонна младенца», «Игоря». Можно было предположить, что хореограф устроил себе ностальгический тур, тем более что на пресс-конференции он с воодушевлением вспоминал русских педагогов, у которых учился, и русских артистов — Васильева и Плисецкую, танцевавших в его спектаклях.

Но когда витиеватые пуантовые узоры в баланчинском стиле «Скрипичного концерта» Стравинского (одна из старейших постановок Бежара, 1961 г.) переплелись со взрывчатой скупостью ритуальных мужских танцев «Жар-птицы» (постановка 1970 г.), а «Брель и Барбара» освободились от киношной конкретики парижской версии спектакля, стало очевидно, что в его спектаклях, которые по силе взлома тектонических пород когда-то сравнивали со студенческой революцией 1968 г., спустя полвека впечатляет не столько пафос разрушения классики, сколько виртуозность в трансформации традиций. Москву Бежар выбрал, чтобы рассказать о своей новой идее: балет, даже самый современный, — искусство традиции.