Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2006/02/17/102978

Ведомости / Пятница 17 февраля 2006

Полина Семионова, москвичка 21 года, четвертый сезон танцующая в Berliner Staatsballet, дебютировала в Большом театре «Лебединым озером». Сам факт, что ей выделили главный балет рус-ского репертуара, свидетельствовал о том, что на родине заочно уже признали исключительный статус танцовщицы. Однако выступление Семионовой обескуражило: веками затасканный спектакль было не узнать.Во время этого «Лебединого озера» в постановке Юрия Григоровича, которое показывали уже в 322-й раз, профессионалы недоуменно кидались друг к другу в антракте с детским вопросом: «Вам нравится?»

У нас Полину Семионову видели только подростком (минутные номера в гала-концертах не в счет), но за ее мировой карьерой здесь следили с ревнивым вниманием. В 2002 г. 17-летнюю выпускницу Московской академии хореографии увел прямо из-под носа Большого и Мариинки Владимир Малахов, предложив ей вместо банального контракта в кордебалете ставку примы у себя в Берлине. А Майя Плисецкая, выдавшая Семионовой золотую медаль на балетном конкурсе в Нагое, назвала ее своей наследницей в искусстве.

В Москве ею гордились, отмечая премии и контракты. И не пожалели для встречи самого дорогого — «Лебединого озера», в которое она должна была вступить как блудная дочь, вернувшаяся под отчий кров.

Однако для любой молодой балерины войти в этот балет — что лечь в мавзолей. Его легенды нетленны — забальзамированы и вбиты в генетическую память. Темпы оркестра замедлены до летаргических. Танцы отполированы до металлического блеска. Взаимоотношения персонажей отрегулированы с военной четкостью.

Весь этот лоск операционной, на театральном языке называемый традицией, Семионова разрушила. Она не блистала изысканностью линий — ее удлиненная хрупкая фигура под воздействием перегрузок слегка потеряла свою пропорциональность, а стопы — изящество. Техника балерины не настолько феноменальна, чтобы продавать билеты на ее утренние классы. Однако Одетту-Одиллию, давно превратившуюся в гимн совершенной и неживой красоте, она вернула на землю, наделив руками птицы, человеческой душой и экспрессией. Казалось, что театральной условности для Семионовой не существует: перехватив инициативу у мужчин, она в одиночку разыграла заложенный Григоровичем в старый балет сюжет о двойственности человеческой души, неожиданно найдя поддержку не в нерешительном принце, а в Злом гении — харизматичном и точном Дмитрии Белоголовцеве, чей стиль лучше сочетался с заостренным танцем гастролерши.

Семионова до неузнаваемости изменила облик самого спектакля: от мертвенной скуки и бессмысленного совершенства не осталось и следа. Профессионалам было отчего бежать с этого бала, не дожидаясь его завершения, — ведь потом вернуться в мавзолей после встречи с такой Одеттой-Одиллией будет невозможно.