Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2006/07/26/110068

Ведомости / Среда 26 июля 2006

На сцене лондонского Covent Garden начались гастроли Большого театра — самые масштабные за последние несколько лет. Они продлятся почти месяц и представят не только знакомую британской публике балетную труппу театра, но и оперную, которая бывает на гастролях гораздо реже, а в Covent Garden будет выступать впервые. Главный дирижер и музыкальный руководитель Большого Александр Ведерников рассказал «Ведомостям» о том, чего ждут друг от друга московский театр и лондонская публика.

— Оперные труппы гастролируют гораздо реже, чем балетные, но для оперы Большого театра нынешние гастроли далеко не первые. Есть ли у них какие-то особенности?

— Нам нужно проскочить между Сциллой повышенной просвещенности и Харибдой повышенного консерватизма, которые одновременно отличают английскую публику. Совместными усилиями, нашими и принимающей стороны, для этого были избраны два названия — «Борис Годунов» Мусоргского и «Огненный ангел» Прокофьева, которые отражают две стороны деятельности оперы Большого театра. Это его история и сегодняшний день. Кроме того, искусство менеджмента состоит и в том, чтобы совместить коммерческие вопросы и творческие и ни в первом, ни во втором случае не пойти на чрезмерный компромисс.

Наши гастроли — это нормальные отношения хозяйствующих субъектов: театра и принимающей стороны. Государственная поддержка здесь необходима, потому что у нас финансово тяжелый проект: народу много, и сократить его, конечно, можно, и мы попробовали — урезали в «Борисе Годунове» 10 артистов миманса, осталось похоже, но — похуже.

— Сцена Covent Garden ощутимо меньше сцены Большого. Потребуется ли спектаклям адаптация?

— После ремонта, который не так давно пережил Covent Garden, его сцена стала очень технологичной. Она позволяет показать практически любой спектакль без изменений.

— Вы стремитесь учитывать вкусы и ожидания английской публики?

— Надо реально понимать запросы людей, которые придут на наши спектакли. Например, когда только открылись продажи билетов на наши спектакли в Лондоне, из всех названий, включая балетные, лидером оказался «Огненный ангел». Но не надо обольщаться, потому что, вероятно, именно в первые дни продаж в кассы приходили люди неслучайные, которые совершенно конкретно интересовались именно этой оперой именно в нашем исполнении. От того, насколько успешно нам удастся наполнить эту картину реальным искусством, и будет зависеть успех гастролей.

— Насколько совпадают ваши личные художественные пристрастия и генеральная линия музыкального руководителя Большого театра?

— Полного совпадения быть не может: я — это я, а Большой — это Большой. На сегодняшний день есть нормальная пропорция. Иначе бы я здесь не работал.

— Как выглядит эта пропорция?

— У меня есть возможность обратиться к тем операм, которые меня интересуют как дирижера. Например, «Огненный ангел». И те вещи, которые мы планируем, тоже зависят во многом от моих интересов. Мы, например, никогда не будем ставить «Веселую вдову».

— То есть репертуар зависит от волюнтаризма руководителя?

— Никакого волюнтаризма нет. Репертуарная политика прописана в «миссии Большого театра». Никакого растяжения. Классическая отечественная опера ограничена 10 сочинениями.

— Вы неоднократно высказывали сомнения в правомерности существования в Большом «Бориса Годунова» образца 1948 г. Тем не менее вы будете дирижировать им в Лондоне.

— Здесь есть два эстетических подхода. Один — попытаться втиснуть в такой спектакль свое содержание. А можно попытаться проникнуть в детали, которые вкладывали в спектакль постановщики. Этот продукт не относится к живому театру, а имеет значение памятника. А зрителям хочется увидеть красивую декорацию с фонтаном и собором Василия Блаженного в натуральную величину, и они приходят в ожидаемый восторг. И с этим мы тоже должны считаться.

— Какой подход для вас наиболее приемлем?

— Мне всегда приятно работать с эстетически непротиворечивыми конструкциями. Если мы занимаемся старым «Борисом», то стараемся вернуть этому спектакль первоначальный замысел.

— Лично для вас как для музыканта не обременительно все время ощущать свое соответствие «миссии»?

— Ничуть не обременительно. Я еще ведь и гражданин, а не только дирижер. А значит, меня интересует театр в контексте общества. В том смысле, в каком он может оказывать на общество облагораживающее воздействие. И в этом смысл того, что Большой — главный театр: ничего не запрещает, а обязывает делать все, что ты делаешь, но с возможным тщанием и перфекционизмом.

— Если люди приходят в театр для того, чтобы увидеть собор Василия Блаженного, нужно ли этим зрителям облагораживающее воздействие?

— Конечно, нужно. Они все же пришли смотреть на собор, а не в «Макдональдс». И нельзя всех людей красить одной краской. Одни идут, поскольку в Большой ходить престижно. И мы здесь выступаем в роли ловцов человеков: кого-то изловим, кого-то и нет… А есть люди, которые приходят в театр услышать определенную фермату. И если она не удалась, они считают вечер потерянным. Для того театра, который мы стремимся создать, они тоже потеряны, хотя даже ноты знают.

— Многие воспринимают Большой как театр русской оперы прежде всего. Вы не стремитесь расширить эти представления?

— Для того чтобы делать такие заключения, надо смотреть на 10-15 лет вперед. Я заканчиваю свой пятый сезон. На таком сроке трудно рассчитать векторы. Давайте вернемся через 10 лет к этому вопросу…

— Зато пять лет — это срок, чтобы ощутить, изменилась ли публика театра.

— Недостаточно. Но она меняется. Например, на «Войну и мир» ходит очень много молодежи.

— Для вас важно, как оценят лондонские гастроли?

— Представьте, если я скажу, что не важно. Это не будет искренне. Большой театр — игрок на музыкальном рынке, и мы заботимся о расширении своего влияния и упрочении своей репутации в мире. Поэтому любые гастроли важны. Но невозможно не учитывать, что есть места ключевые с той точки зрения, что происходящее там оказывает влияние на весь культурный процесс. В нашем деле такие места — Лондон и Нью-Йорк. Кроме того, Covent Garden — один самых важных театров, там самая придирчивая критика, достаточно своеобразная публика. Сам факт, что оперная труппа нашего театра никогда в нем не появлялась, придает особую тональность этим гастролям: раз уж ты наконец туда попал, надо, чтобы это событие все запомнили надолго. Но прежде всего мы играем для публики. Важна оценка публики и некое общественное мнение, а не то, что напишут в газетах два Джона Смита.