Русский Телеграф / Суббота 12 сентября 1998

"Разве я не венец? Разве не самый что ни на есть настоящий во всех отношениях?"

Композитор Александр фон Цемлинский -- определенно, самый что ни на есть. Во всех отношениях. Родился в Вене, имел здесь первый успех, возвращался, дружил с Шенбергом и Малером, пережил несчастную любовь к Альме Шиндлер, ставшей малеровской женой, почти во всяком своем сочинении находил место венскому вальсу или его призраку и перед смертью в Америке в 1942 году пожелал, чтобы и прах его был похоронен в Вене. В городе, который ждал возрождения своей музыкальной славы почти что век и дождался, в чем ему помогли не только знаменитая святая троица "нововенцев" Арнольд Шенберг, Антон Веберн и Альбан Берг, но и позднее позабытый Александр фон Цемлинский. Стравинский называл его лучшим из дирижеров (его моцартовские интерпретации и постановки современных опер ошеломляли Вену, Прагу и Берлин), баварский принц изумился таланту композитора, когда тому было еще только двадцать пять лет, а будущий разрушитель тонального музыкального языка Шенберг учился у него контрапункту внимательно и усердно.

Все озарения, всю нежность, простоту и элитарность Александра фон Цемлинского сперва отменил национал-социализм, а потом совсем затерло время. И в тесном промежутке между гигантизмом поздних романтиков вроде Малера или Рихарда Штрауса и новациями ХХ века имя Цемлинского оказалось вздохом, паузой. Но в последние годы, когда болезнь "конец века, конец тысячелетия" начала приобретать острые формы, а нежность ко всему забытому, выставленному веком из парадных залов на задворки переросла в истовую любовь, это имя стало вдруг необыкновенно актуально. Европейские театры что ни сезон ставят его имевшие когда-то оглушительный успех или, напротив, не ставившиеся, даже незаконченные оперы, а деятельность Фонда Цемлинского при венском "Обществе друзей музыки" -- буквально нарасхват.

В программке московского мини-фестиваля из музыки Цемлинского практически все сочинения помечены звездочкой -- первое исполнение в России. Но, как ни странно, здесь существует вполне заметный круг его утонченных почитателей или просто любопытствующих. Здесь Цемлинский -- композитор-загадка, дедушка новой венской школы, человек, открывший ХХ век, новая интрига или западная мода.

Собственно, центр программ мини-фестиваля -- экспрессионистский "Карлик" по Оскару Уайльду в концертном исполнении -- событием, как ни жаль, не стал. Вся утонченная строгость и стройность музыки вместе с текучестью фразировки, летящими интонациями и красотой изысканной гармонии ушла в толстые партитуры, в которые исполнители почему-то стеснительно уткнулись носами. Исполнение "Карлика" без начала и финала оказалось скорее корректной и доходчивой передачей информации. Не более. А самым ярким впечатлением так и остался первый вечер с ранней музыкой Цемлинского -- то возвышенной, но без высокопарности, то простодушной, но без наивности -- в исполнении Татьяны Куинджи и Юрия Полубелова, передавших странную, нестойкую эмоциональную атмосферу маленьких песен и фортепианных пьес Цемлинского. Мелочей, сделанных строго и просто, изумительно красиво, мелочей, в которых на крохотное мгновение, посреди почти традиционного течения фраз, вдруг обнаруживается нервная оторопь -- то, что принято именовать "предчувствием грядущих катастроф".

Два концерта, видеопоказ западных постановок опер Цемлинского в Музее кино, устроенный Алексеем Париным, и мини-симпозиум о творчестве композитора (два доклада венских ученых Хартмута Кронеса и Сильвии Каргль) дали возможность собственными глазами увидеть европейскую любовь, собственными ушами услышать камерно-вокальную музыку Цемлинского, фрагмент его оперы "Карлик" (ее играли в Самаре в 1996 году) и удивиться тому, как из позднеромантической взвинченной красоты раннего Цемлинского возникает графичный, напряженный и холодный экспрессионизм позднего, как из девятнадцатого века мучительно прорастает двадцатый. Редкое удовольствие -- с одной стороны, и специфические ощущения -- с другой. Словно присутствуешь при родах. Причем того, что сегодня уже, считай, умерло. Очень интригует. И как бы публика ни относилась к чужим предчувствиям, шапочное знакомство с чужими тайнами и модами никогда еще никому не мешало.

ПОДПИСЬ ПОД ФОТО:

Александр фон Цемлинский. 1919