Известия / Вторник 15 мая 2001

В финале оперы бедный граф, пронзенный кинжалом ослепленного ревностью друга, находит в себе силы, чтобы подняться на ноги, в последний раз напрячь свой тенор и простереть руки в глубь сцены, где как раз появляется трепещущий парусами корабль, готовый отправиться в уже ненужный на данный момент рейс. Кровь пролита, любимая рыдает, убийца, свершивший свое черное дело, прощен убитым, и по какую сторону океана ему придется в раскаянии доживать свои дни, не имеет особого значения. Верди в свое время намучился с оперой: цензоры заставили его превратить блестящего шведского короля в легкомысленного английского командировочного, но суть драмы не поменялась: земной человек уязвим, и самая прекрасная из его слабостей, любовь, способна привести к тому, что друг станет врагом. К теме морских путешествий все это имеет отдаленное отношение; корабли, на фоне которых течет действие, -- лишь иллюзия того, что от судьбы можно уплыть: ход жизни предначертан, о чем знает только колдунья, которую беспечный главный герой не держит за настоящую.

Однако, по всей вероятности, корабли, приплывшие в вердиевский сюжет с неуместными вагнеровскими ассоциациями, -- лишь следствие того, что маститый итальянский художник Эцио Фриджерио, по эскизам которого сделаны декорации, не мог видеть мариинскую постановку "Летучего голландца" в оформлении Георгия Цыпина (очертания трюма в разрезе в обеих постановках практически одинаковы), а постановщик спектакля Андрей Кончаловский, знающий Цыпина по работе над оперой "Война и мир", отнесся к возникшей путанице с легкомыслием, достойным шведско-бостонского правителя. Стиль художника Фриджерио, мастерски выдержанный в итальянской живописной традиции Висконти--Дзефирелли, конечно, отличается от американизированного конструктивизма Цыпина -- но режиссура Кончаловского не отличается ничем и ни от чего. Удачно решена сцена прощания лирических героев в финале, где бальная толпа стоит к ним спиной, созерцая пантомиму. В остальном персонажи прохаживаются, поют и вскидывают руки, и это лучшее, что придумал постановщик: плоды его более изощренной фантазии вроде суетящегося карлика, мальчика, объезжающего лошадку, или лысого идиота, висящего на веревке (привет от Михаила Шемякина и Антона Адасинского), выглядят не более чем попытками развлечь публику во время исполнения скучных арий.

Арии в "Бале-маскараде" Верди, равно как дуэты, ансамбли и хоры, между тем далеко не скучны. Но русские певцы, артисты Мариинского театра, как видно, становятся вердиевскими певцами с гораздо меньшим успехом, нежели вагнеровскими. Тенор Юрия Алексеева (граф Ричард) приятно звучит в среднем регистре, но верха у него систематически занижены, в широких кантиленных местах он спешит, а на большую арию у него просто не хватает сил. Драматическое сопрано Ирины Гордей (Амелия) обладает мощным и насыщенным форте, но это единственный оттенок, с которым она в ладу. Лирическо-колоратурное сопрано Ольги Трифоновой (паж) льется мило и легко, но без должной звонкости и остроты. Крепче других проявили себя темпераментная Марианна Тарасова (колдунья Ульрика) и баритон Сергей Мурзаев (друг-предатель Ренато), певец Большого театра, поющий в Мариинке уже не первую роль: он явно претендует на вакансию Николая Путилина, теперь редко появляющегося на родине. Живой и складно поющей парой оказались заговорщики (басы Илья Банник и Михаил Петренко). Но всех солистов перепел хор, тонкий, ясный и почти не расходящийся с оркестром.

Что касается оркестра, то в руках Валерия Гергиева он оправдал название "большой гитары", придуманное несправедливыми критиками Верди. "Бал-маскарад" не стал звездным часом руководителя Мариинки: при многих благих намерениях, как то: желание помогать певцам, стремление к точности ансамблей, осторожная сдержанность стиля -- Гергиев не нашел для оперы Верди упругого и мощного рисунка. Казалось, за пультом стоит не он, а кто-то из второго ряда дирижеров Мариинки. Гергиев будто сознательно запрятал свой могучий темперамент в чулан, и возможно, это следствие внутреннего поиска, но пока результатом стали формальный контакт с певцами, потеря энергии и стилистическая недосказанность.

Этот сезон в Мариинке -- рекордный по количеству новых оперных постановок ("Бал-маскарад" -- шестая из восьми), но, похоже, театр начал сам страдать от своей продуктивности: премьера не становится событием, а выглядит рядовым спектаклем.

ПОДПИСЬ: Вердиевская колдунья нашла пристанище в обломках рыбацкой шхуны