Известия / Среда 21 марта 2001

Бреши в нашей информированности о современной американской музыке постепенно закрываются. Еще в годы перестройки в России побывал великий новатор Джон Кейдж, в последние годы в Москве выступали Кронос-квартет, давший два концерта в набитом до потолка Большом зале консерватории, видный минималист Терри Райли, игравший в Малом зале, экспериментаторы Фредерик Ржевский, Элвин Люсьер, Дэниэл Гуд и другие, появлявшиеся в более камерных аудиториях. Теперь дошла очередь до не менее заметной фигуры -- авангардистки Мередит Монк. Ее концерт в Эрмитажном театре был организован просвещенными деятелями из Эрмитажа, международного партнерства СЕС и института Про Арте. Хотя в Питере об американском авангарде наслышаны меньше, чем в Москве, в зале почти не было пустых мест.

Свой уникальный стиль Мередит Монк сформировала в середине 60-х, после того как прошла основательный курс эвритмии по системе Жака Далькроза, а потом стала профессионально учиться танцу и пению. Будучи певицей в четвертом поколении (ее прадед, выходец из России, был кантором в синагоге, дед -- оперным певцом, мать озвучивала рекламные радиоролики), она сознательно освоила целый ряд вокальных техник, от академических до самых экзотичных. Она умеет делать своим голосом множество разных вещей -- например, петь с собой же дуэтом: один голос поет, другой цокает (цикл композиций "Цокающие"). Она умеет менять окраску и петь разными частями голоса, пуская звук в разные резонаторы. От многих других экспериментаторов-голосовиков, которые скрежещут, урчат, рыгают и достойны в этом похвалы, все, что делает Мередит Монк, остается именно пением -- даже тогда, когда она одновременно поет и виртуозно играет на варгане. Другая черта ее композиций -- они ни в коей мере не являются импровизациями, напротив, представляют собой отточенные по форме опусы. Часть песен исполняется а капелла, часть -- с роялем, на котором играет либо сама Мередит Монк, либо ее аккомпаниатор Кларк Стайфел. Этим песням не нужны слова: редким исключением является ее хит "Сказочка", где автор с озорным видом докладывает, что у него еще есть руки, голова, телефон, деньги и философия -- слушатель тут, видимо, должен спохватиться и подумать, а есть ли означенные предметы у него. В каждой стране г-жа Монк поет "Сказочку" на языке аудитории, вплоть до корейского, и надо отдать должное ее русскому произношению.

У многих новаций XX века есть общие источники, и не будет большой натяжкой назвать г-жу Монк Айседорой Дункан наших дней -- если заменить танец на пение, развевающиеся ткани -- на туго заплетенные длинные косички, а революционность -- на нью-йоркский буддизм. Важно и то, что в своих экспериментах Мередит Монк опирается не на концепцию, а на глубокое чувство: вся суть ее музыки рождается из голоса, которому она доверяет как творению природы и использует как многофункциональный инструмент. Жаль, что г-жа Монк не привезла в Петербург свой вокальный ансамбль -- группу певцов, которым она сполна передала свою вокальную систему и обучила так, как это делают в устных традициях. Что касается инструментальной музыки и гармонического языка, то это не ее сильная сторона: так, Санкт-Петербургский вальс, сочиненный для рояля без голоса, местная аудитория вряд ли согласилась признать удачным символом города.

За пределами визита, впрочем, осталось многое из творчества Мередит Монк -- ее музыкальные инсталляции, бессловесные оперы, антиутопические кинофильмы (многоаспектную личность г-жи Монк отразил Питер Гринуэй, снявший о ней телевизионный фильм). Но важнее, что отечественной публике довелось услышать ее голос -- то есть главное от первого лица. Исполнять песни Мередит Монк вряд ли способен кто-то, кроме нее самой; но ее карьера длится уже 35 лет, и она всерьез озабочена тем, чтобы изустно передать последователям свое искусство -- ни ноты, ни даже записи сделать этого не в состоянии. Тем ценнее было узнать, что такое Мередит Монк здесь и сейчас -- и оказалось, что слова "Нью-Йорк", "авангард" и "расширенная вокальная техника" тут не самые первостепенные. А более значимо то, что многие ее песни сохранили в себе хрупкий след важных озарений, которые могут прийти к разным людям в разные времена и географические точки.