Известия / Среда 24 ноября 1999

Сегодня Альфреду Шнитке (1934--1998) исполнилось бы 65 лет. Этому некруглому юбилею композитора был посвящен фестиваль, организованный при активном участии посольства Германии в России. У немцев есть основания считать Шнитке своим: он, наполовину немец по крови, сознательно выстраивал в своем творчестве связи с немецкой культурой, последние годы жизни провел в Германии. "Шнитке принадлежит России и одновременно является носителем немецкой традиции", -- сказал в своем официальном слове немецкий посол. В сходном духе и столь же образцово лаконично высказался и министр культуры России.

Шнитке действительно принадлежит всем: его играют много по всему миру, слушают охотно, и у нас тоже. На двух концертах, где я побывал, Большой зал полнился почти до краев; было много молодежи и совсем юных существ -- питомцев Института имени Шнитке, недавно преобразованного из училища имени Октябрьской революции. Перед остальными слушателями у них много преимуществ -- они открывают нового композитора, и их нимало не обременяет надоевший социально-диссидентский контекст, в котором вращалась музыка Шнитке в прежние годы.

Пять лет назад, когда Шнитке был жив, но тяжело болен, в Москве прошел первый крупный отечественный фестиваль его музыки с участием Гидона Кремера, Мстислава Ростроповича и других звезд. Звучало много хорошей музыки, и все же тот фестиваль оставил гнетущее впечатление: все воспринималось через призму болезни, страдальчества; слушатель ощущал тягостную связь с лишенным речи человеком, писавшим картины потустороннего мира с близкого расстояния. Затем контекст стал постепенно меняться. За эти годы прошло много заметных акций: самой неудачной было вручение премии "Глория" в бестактном похоронном стиле с исполнителем Девятой симфонии сомнительного происхождения -- за месяц до смерти Шнитке отказался считать ее своим произведением. Но были и удачи: Струнное трио с Гидоном Кремером на "Декабрьских вечерах", виолончельная программа Александра Ивашкина и Ирины Шнитке (они играли и на нынешнем фестивале), струнные сонаты на молодежном фестивале "Возвращение", альтовые программы Юрия Башмета, премьера "Пяти фрагментов к картинам Иеронима Босха" (1994) под управлением Владимира Спивакова. Все эти произведения далеко не похожи друг на друга. Теперь, когда Шнитке умер и оставил нас один на один со своей музыкой, мы можем свободно выбирать, что в ней нам ближе, -- разнообразия достаточно.

Судя по реакции зала, я оказался не одинок в своем восхищении Восьмой симфонией: как выяснилось, ее нужно считать последней по счету симфонией Шнитке. Написанная в инсультном 1994 году для Стокгольмского оркестра и Геннадия Рождественского, Восьмая звучала в Москве не впервые, но лишь сейчас проявилась во всех своих контурах и внутренних тонкостях благодаря молодому дирижеру Гинтарасу Ринкявичусу ("светлановский" оркестр, находящийся сейчас не в лучшей форме, сделал все от него зависящее, а первый трубач и первый валторнист твердо провели свои ответственные партии). В качестве главной темы симфонии Шнитке выбирает мотив, до боли напоминающий начало одного из старинных вальсов русско-японского настроения, однако его развитие идет в форме строгих вариаций на неизменный ритм: возникает странный эффект, когда сентиментально-ностальгический объект, отрываясь от своего происхождения, начинает жить как математический элемент. После графического росчерка второй части следует центральная медленная, неуловимо малеровская -- еще одно видение начала века. В финале Шнитке пытается выстроить мир (очевидно, уже не только земной) по вертикали, из одному ему ведомых этажей; заканчивается симфония поразительно красивым аккордом, который полный состав оркестра берет на предельно тихой звучности. Восьмая -- несомненный итог оркестрового творчества Шнитке: это и полноценная симфония, и вместе с тем тот случай, когда форма не берется в готовом виде, а рождается из дыхания материала, принимая уникальные очертания.

Другой случай -- Первый виолончельный концерт (1986) -- обратного свойства. Здесь музыку диктует жанр, инструмент, возможно, и личность исполнителя -- Наталия Гутман, которой посвящен концерт, вновь убежденно и артистично провела свой монолог, а оркестр ответил ей положенной агрессией, бурями, неприятным мажором, зловещим тамтамом и просветленной челестой.

Был на фестивале и Шнитке привычно-театральный: "(Не) сон в летнюю ночь" в характере менуэта с нарочито грязными гармониями. И почти по-студенчески изобретательный: давно не звучавший Реквием (1972) в исполнении хора Бориса Тевлина. И благозвучно сосредоточенный: великолепный хоровой Концерт на стихи Нарекаци (1985). И внутренне сосредоточенная камерная музыка (программа "Шнитке-трио": Ирина Шнитке Олег Крыса, Александр Ивашкин). И вечера в Шнитке-институте, и воспоминания о былом на Таганке. Мне же хочется засчитать итог фестиваля в пользу настоящего: расставание с историческим и даже с человеческим контекстом идет на пользу музыке Шнитке. Время работает на нее и на нас.

ПОДПИСЬ: Альфред Шнитке

Современные русские композиторы: Альфред Шнитке