КоммерсантЪ / Четверг 09 марта 1995

Мария Бабалова, Петр Поспелов

Последней моцартовской оперой, шедшей в Большом театре, была та же "Свадьба Фигаро", поставленная Борисом Покровским и Борисом Хайкиным в 1956 году и продержавшаяся в репертуаре около десяти лет. Увы, с тех пор выросло как минимум одно поколение певцов, не имеющее о Моцарте должного представления. В этом смысле нынешняя премьера -- определенно событие, но говорить о том, что театр вступил в новый этап своего существования, пока преждевременно.

Контрактная система вводится в театре на ощупь: в "Свадьбе Фигаро" пели пока только два приглашенных артиста -- Владимир Самсонов из Московского театра оперетты (партия Графа ему уже знакома: он исполнял ее в Мариинском театре) и Елена Зеленская из театра "Новая опера" (она пела Графиню в Венской камерной опере). Именно эти солисты и были самыми убедительными в вокальном отношении, к тому же, что не менее важно, им удалось уловить стиль итальянской оперы буффа, иллюзию которой создал австриец Моцарт в сотрудничестве с итальянским либреттистом Лоренцо да Понте. У остальных артистов, увы, было достаточно проблем и с пением, и со стилем, и с итальянским языком. В отличие от Зеленской, чья игра лучилась изяществом и юмором, Мария Гаврилова (Графиня из первого состава) пыталась быть крайне серьезной, внося в исполнение тяжелый стиль оперы сериа и ненужную чувственность. Два коронных до Графини тоже были оставлены певицей на будущее.

Жаль, но юмор отсутствовал у всех -- жесты проделывались четко, сценический рисунок живее не становился. Сюзанна Марины Мещеряковой смотрелась не комично, а шаржированно -- и хотя в первом составе она была лучше других женщин, фразировка ее также оставляла желать лучшего. Вторая Сюзанна (Галина Черноба) была более фактурна, хотя в ее исполнении чувствовалась некоторая нервозность. Вокал пока был далек от идеала, но есть надежда, что со временем ей удастся "впеть" эту партию до хорошего уровня.

Фигаро Владимира Верестникова не оказался интересен ни в каком отношении. Максим Михайлов в той же партии был актерски неплох и убедителен в ариях, но холоден. Как ни удивительно, его итальянский был одним из самых плохих, а ведь он тоже имел опыт выступления в этой партии в Вене. Керубино не получился ни у Маргариты Маруна, ни у Лии Шевцовой. Последняя была более лирична, но мальчишеского куража не хватило и ей.

Исполнители ролей второго плана, к сожалению, были просто плохи -- а ведь в ансамблевой опере, какою является "Свадьба Фигаро", их функция -- самая главная. Изощренные моцартовские ансамбли рассыпались как карточный домик, и никому не под силу было их спасти.

Однако мы все же можем отметить отличный музыкальный результат, которого достиг дирижер Петер Феранец. Оркестр Большого театра он привел в дивное состояние, не только по-моцартовски его рассадив, но и добившись настоящего моцартовского звучания, не отягощенного традициями романтического симфонизма. Точные темпы, стройность звучания вполне компенсировали отдельные шероховатости, хотя подлинной искрометности заменить не могли. Контакт дирижера с певцами был сам по себе приемлем: мешало же ему прежде всего неудобство мизансцен.

Режиссер Иоахим Херц своей работой вновь подтвердил, что "Свадьба Фигаро" -- одна из самых сложных для постановки опер. Сюжет и музыка наполнены весельем: но в зале никто не смеется; певцы, скованные предписаниями, закомплексованы, а многое вообще поставлено словно против них -- например, Графиня почти весь II акт проводит спиной к публике; то же происходит и в III акте. Упущен выгодный момент с прыжком Керубино в окно, есть и откровенные нелепости -- нетрезвый садовник в присутствии Графа и Графини усаживается в их спальне на пуф. Иоахим Херц, как и дирижер Петер Феранец, декларировал верность Моцарту и программный отказ от активной режиссерской концепции. Но, как будто доверившись Моцарту, он воспроизвел только некий средний псевдонемецкий стиль, далекий от ощущения итальянской оперы буффа. Это довольно странно, поскольку Херц -- авторитетный и, заметим, весьма дорогой (приглашенный на средства Венского фонда развития Большого театра) режиссер, отнюдь не среднего калибра, заявивший о себе давно, и не только "Летучим голландцем", поставленным в 1963 году в Большом, в последнее же время -- удачной "Саломеей", спорной "Чио-Чио-Сан" и несколькими постановками современных опер. Его режиссура оказалась для наших певцов слишком авторитарной, хотя, с другой стороны, это могло стать для них началом неплохой школы.

Сценография Петера Сикоры вполне тривиальна (сцена Большого театра приспособлена к гораздо более интересным решениям), костюмы тоже средние и тоже среднестатистически восточнонемецкие. Лучше всего удался IV акт -- и по сценографии, и и по режиссуре: ансамблевые сцены там оказывались иногда весьма изящны. Тут было впору убедиться, что Моцарт -- не лучший композитор для испытания контрактной системы: если Большой будет приглашать певцов на один или несколько спектаклей, как это, вероятно, предполагается первое время, ансамбль развиваться не будет.

Но, с другой стороны, Моцарт -- самый полезный, потому что самый сложный и требовательный композитор: есть шанс, что он научит наших вокалистов петь. Сейчас же решительного вывода делать не стоит. "Свадьба Фигаро" -- это не удача и не неудача Большого театра. Это просто премьера -- как принято считать, праздник.

Граф Альмавива -- Владимир Самсонов (в обоих составах). Графиня -- Мария Гаврилова, Елена Зеленская. Сюзанна -- Марина Мещерякова, Галина Черноба. Фигаро -- Владимир Верестников, Максим Михайлов. Керубино -- Маргарита Маруна, Лия Шевцова. Бартоло -- Николай Низиенко, Александр Науменко.

Дирижер -- Петер Феранец (Словакия).

Постановка -- Иоахим Херц (Германия).

Сценография и костюмы -- Петер Сикора (Германия).