КоммерсантЪ / Четверг 07 декабря 1995

В этом году в Хаддерсфилде на первом плане было творчество Луиджи Ноно. Пять лет спустя после смерти композитора фестиваль провел ретроспективу его работ; несколько поздних вещей до этого в Великобритании не исполнялись, среди них и те, что были созданы совместно с исполнителями и не зафиксированы в партитуре. Фигура самого Ноно до недавних пор оставалась в тени: его итальянская эстетика шла вразрез с модой на "шотландские симфонии" (известные среди недоброжелателей под названием "музыка коровьих лепешек"), от британского истеблишмента его отдаляли и коммунистические пристрастия. Помимо концертов было организовано несколько обсуждений музыки Ноно, в которых среди прочих участвовала его вдова (дочь Шенберга). Не исключено, что успех в Хаддерсфилде принесет покойному итальянскому авангардисту такое же признание, каким пользуется его значительно более знаменитый соотечественник -- Лучано Берио.

Следующим по старшинству на фестивале был представлен (к счастью, пока еще очень живой) аргентинский композитор Маурисио Кагель (Ъ недавно писал об исполнении его музыки в Москве и Петербурге). Большинство его произведений написаны в жанре инструментального театра; музыка Кагеля, с ее типично сюрреалистско-латиноамериканским юмором, лучше известна в Германии (где с давних пор живет композитор), чем в Великобритании. Камерный цикл "Роза Компаса" исполнялся здесь впервые; кроме камерных сочинений Кагеля во время антрактов в фойе звучало электронное сочинение Near And Far (1994); оно состоит из фрагментов звукового фона голландского города Утрехта: перезвон колоколов и скрип их механизмов, шум моторов катеров на каналах, шаги, отдающиеся на каменных ступеньках набережных и деревянных лестницах. Кагель -- недооцененный гений послевоенного авангарда: его имя редко упоминается в одном ряду с Булезом и Штокхаузеном и, наверное, потому, что в его музыке намного больше юмора.

Как никто украсил своим присутствием фестиваль американец Терри Райли, отмечающий в этом году свое шестидесятилетие; облик этого седовласого человека в мягкой шерстяной шапочке излучал скромность и доброту, которые придавали свой оттенок фестивальной атмосфере, зараженной духом творческого эгоцентризма. Райли сам принял участие в исполнении своей легендарной пьесы In C (1964) и менее известного "Олсона III"; кроме того, на фестивале прозвучали новые "Пески" для струнного квартета с оркестром и "Розарий кактуса", написанные для канадского ансамбля Array. В поздневечернем сольном концерте Райли импровизировал на кабинетном рояле Yamaha, настроенном по обертоновой шкале. Поначалу звучание перестроенного рояля действовало шокирующе, но игра Райли позволила услышать в необычном звукоряде музыкальную логику. В самой импровизации были слышны отголоски ночных концертов, которые Терри Райли, находившийся тогда под влиянием индийской классической музыки, давал в 60-е годы -- но с той только разницей, что теперь в зале не было ни одного хиппи.

Полным контрастом к Райли, одному из родоначальников минимализма и новой простоты, был сорокалетний шотландец Джеймс Диллон (вчера обруганный в публикации о фестивале "Звуковые пути" в Петербурге): он носит кожаную куртку, джинсы, тяжелые армейские сапоги и волосы до плеч -- словом, все атрибуты рок-звезд 60-х годов. Между тем в музыкальном отношении его обычно причисляют к "школе новой сложности" (new complexity school). Диллон не признает поблажек рыхлого постмодернизма: он неумолимый авангардист, пишущий в том самом стиле, который после всех минималистских безобразий незаметно проник в европейскую музыку и теперь обволакивает ее как радиоактивное облако. В числе наиболее удачных опусов Диллона, сыгранных в Хаддерсфилде, назовем напористую "Светлую ночь" для оркестра и завораживающую "Эволюцию духа" для сопрано и ансамбля (последнее сочинение было блестяще исполнено ансамблем Accroche Note из Страсбурга).

Агрессивно немецкая эстетика Диллона во многом идет от его наставника, предводителя всего направления "новой сложности" Брайана Фернихоу, который тоже успел между делом заглянуть на фестиваль, на премьеру своего Струнного трио. Может казаться удивительным, что ни один из главных "тематических композиторов" на нынешнем Хаддерсфилдском фестивале не был англичанином. Хочется полагать, что это отражает всего лишь международный профиль фестиваля, а не состояние современной английской музыки. В любом случае широкий круг направлений, представленных в Хаддерсфилде, типичен для этого фестиваля. Любители эклектики и разнообразия поддерживают широту вкусов Ричарда Стайница, в то время как скептики брюзжат, что у него не хватает ума отличать хорошую музыку от белиберды. Но как бы то ни было, фестиваль прекрасно передает ситуацию плюрализма, в целом характеризующую современную музыку на Западе.